11.09.2025 19:03
Аналитика.
Просмотров всего: 1305; сегодня: 5.

Отрывки из фронтовых воспоминаний бывшего ополченца Григория Ситника

Воспоминания Ситника Григория Федоровича, бывшего ополченца 8-й дивизии народного ополчения Краснопресненского района города Москвы.

Начало войны и Битва под Москвой

До войны я работал доцентом кафедры астрофизики МГУ и заместителем директора по научной работе и хорошо знаю, с каким патриотизмом коллектив МГУ и в, частности, ГАИШ, его профессора, преподаватели студенты, аспиранты, рабочие и служащие откликнулись на призыв нашей партии отдать все силы, а если нужно, и жизнь для полного разгрома кровавого врага. Многие из них вступили в Московское народное ополчение. Подал заявление о вступлении в ополчение и я.

Подавляющая часть численного состава 8-й Краснопресненской дивизии состояла из членов коллективов МГУ, Консерватории, рабочих и служащих фабрики Трехгорной мануфактуры. При формировании частей и подразделений 8-й дивизии я был утвержден решением Краснопресненского райкома ВКП(б) военным комиссаром батареи 975-го артиллерийского полка.

Это предопределило все дальнейшее направление моей военной деятельности. В дальнейшем я был военным комиссаром минометного батальона 1316 стрелкового полка 17-й дивизии народного ополчения, инструктором-агитатором политотдела стрелковой дивизии, инспектором политотдела 38-го стрелкового корпуса.

После окончания формирования 8-я дивизия 17 июля 1941 г. пешим ходом выступила в направлении фронта. По дороге на выгодных рубежах дивизия готовила оборонительные сооружения, а ее личный состав проходил одновременно военную подготовку. Вышла дивизия на заданный рубеж - левый берег р. Днепра, в 10 - 12 км западнее станции Издежково на ж/д Москва - Смоленск между Вязьмой и Ярцевым, в самый разгар известного Смоленского сражения (конец августа - начало сентября).

Мы находились на передовой линии обороны в течение двух недель до 10 сентября. Осваивались с условиями жизни. Привыкли к обстрелам, перестали кланяться каждой пуле, познакомились практически с боевыми действиями, выпили первые «фронтовые сто грамм» и, главное, увидели, что и на передовой продолжается та же жизнь, хотя и в условиях тяжелой борьбы.

Это двухнедельное пребывание на передовой многому меня научило и позволило лучше ориентироваться в боевой обстановке, когда наша дивизия непосредственно вступила в бой. В самом конце сентября началось наступление фашистских войск на западном направлении. И им удалось прорвать оборону наших войск.

...На рассвете 3 октября 8-я дивизия получила приказ нанести удар по флангу прорвавшихся частей противника в районе Спас-Деменска. Когда мы подошли к району расположения исходных позиций, то оказалось, эти позиции частично были заняты автоматчиками врага. Дивизии пришлось прямо с марша вступить в бой.

Вечером 4 октября меня вызвал комиссар артполка и приказал возглавить группу, включая штабную батарею, и отвести в тыл на 15 км, где должна была собраться наша дивизия на новых рубежах. В состав указанной группы тыла был включен и личный состав, обслуживающий четыре 120-мм гаубицы на мехтяге. Эти гаубицы поступили к нам на марше. Они были на заводской смазке и без единого снаряда к ним!

Недостаточно было также боеприпасов и для стрелкового оружия, и они расходовались экономно. Автоматов тогда еще не было. Полуавтоматическая десятизарядная винтовка оказалась неприспособленной к боевым условиям. Малейшие песчинки, неизбежно попадавшие в спусковой или подающий механизм, выводили ее из строя. В дальнейшем она была снята с вооружения. Безотказно действовала трехлинейная винтовка.

Наша группа на машинах отъехала на 15 км в тыл, и там представитель штаба дивизии дал указание двигаться на северо-восток еще на 40 км. В новом месте ранним утром 5 октября уже никакого представителя дивизии или полка не было, мы оказались предоставленными самим себе. Село, в которое мы въехали, казалось вымершим. Население попряталось, армейские склады были раскрыты и без охраны. Все свидетельствовало о сверхспешном отходе тех частей, которые были в селе ранее.

Посоветовавшись с начальником служб тыла полка, я решил, что группа должна двигаться к Вязьме, где мы постараемся найти дивизию, или наша группа будет присоединена к другой действующей части. Решено было также перемещаться только в вечерние, ночные и утренние часы суток. При выезде из указанного села наши машины были обстреляны минометным огнем противника. Мы ответили ружейным огнем прямо с движущихся машин. Выехали из-под обстрела. Тяжело было видеть, как люди, боевая техника, танки, артиллерия откатывались на восток сплошным потоком, который прерывался только бомбежками противника. Не чувствовалось никакого управления. Части и соединения перемешались.

...Это я написал 30 или 40 лет тому назад, а не сейчас. И был осторожным... Потому что тогда меня могли обвинить за это черт знает, в чем...

...Нарушая хронологический порядок, приведу эпизод, наглядно характеризующий обстановку первой десятидневки октября 1941 года. Днем 7-го октября в Кубинке я увидел генерала с 5-ю звездочками в петлицах. Я попросил разрешения обратиться к нему, представился и спросил, где сейчас может находиться 8-я Краснопресненская дивизия. Он мне ответил совсем необычно: «Молодой человек! Вы спрашиваете, где находится ваша дивизия... А мы не знаем, где наши армии!». Дальнейший разговор наш прервал налет около 20 немецких бомбардировщиков, выстроившихся для пикирования и бомбежки. Нам пришлось расползаться в разные стороны. Так я и не смог тогда узнать фамилию генерала. Но этот разговор врезался мне в память. Позже, много позже, читая записки маршала Жукова «Мои воспоминания», я узнал, что он был как раз в это время в Кубинке... Поэтому разговаривал я, наиболее вероятно, с Георгием Константиновичем Жуковым.

...Ранним утром 6 октября наша группа достигла юго-западной окраины Вязьмы. Здесь наша колонна была остановлена полковником. Я доложил о нашей группе. Он записал номер моего партбилета и отдал приказ - отъехать на 10 км восточнее Вязьмы и остановить колонну в лесу на правой стороне от шоссе. И если мы отъедем дальше на один метр восточнее, то я буду расстрелян. Это было отрадно слышать, так как этот приказ, казалось, свидетельствовал о попытках принять меры к упорядочению и приостановке неуправляемого отступления. К сожалению, наш вывод оказался преждевременным. Организованная оборона была восстановлена только 10 октября на рубеже Можайск - Мало-Ярославец.

Отъехав 10 км от Вязьмы, наша группа остановилась в указанном полковником месте. Впоследствии мать говорила мне: «Ты остался жив, потому что я ставила свечи Святому Николаю-Угоднику. Возможно... Я ведь возглавлял группу, которая сама ищет дорогу на фронт. Я сразу разослал своих представителей выяснять, какие части располагаются по соседству. Оказалось, только одна часть - войск НКВД. Я встретился с командиром части, рассказал ему о приказе полковника. Он сказал, что здесь не располагается больше войск, кроме их части, и спросил, проверил ли я документы у полковника. Он мог быть переодетым немецким парашютистом, так как здесь до нас никакие части не останавливались. Я проверки такой не делал, и, как выявилось уже в Можайске, где я встретился снова с тем же полковником в расположении какой-то части, такой необходимости и не было.

Мы условились с командиром соседней части, которая имела телефонную связь, что он меня через нашего связного будет держать в курсе событий. Другие отступающие части проезжали мимо нас прямо на восток и не останавливались. На этой остановке был дан отдых личному составу, кроме охраны. Надо сказать, что все мы были в летнем обмундировании. Шинелей у нас не было, а в октябре 1941 г. было уже достаточно холодно. Поэтому были заготовлены горячие угли, насыпаны в неглубокие ямки, и ямка засыпана 10-20-см слоем земли. Получалась как бы теплая лежанка. Так личный состав группы смог хорошо отдохнуть. Сам я, до этого не спавший пять суток, кроме клевания носом во время поездки в машине - ведь я вел колонну по карте и по компасу, - так заснул, что не слышал ни бомбежек, ни пулеметного обстрела, которыми сопровождался выброс вражеского десанта на Вязьму и в ее ближайшие окрестности ночью с 6 на 7 октября.

Связной, ординарец Котов из Подольска, меня не разбудил, заявив мне, что надо было спать, а если убьют при обстреле, то лучше, если это случится во время сна. В эту же ночь меня вызвали к командиру части войск НКВД. Он сказал, что немцы высадили десант и заняли Вязьму и рекомендовал мне сняться и двигаться в направлении к Можайску. Ранним утром 7 октября в Можайске при поиске следов 8-й дивизии мы опять встретились с тем полковником. Но он не мог сказать чего-либо определенного о том, куда наша группа в дальнейшем должна была быть отправлена. Поэтому, как отмечено выше, я обратился к генералу в Кубинке, и его ответ заставил меня принять решение получить направление для нашей группы в какую-то дивизию через штаб Московского военного округа. Оказалось, что это было наиболее правильное решение, которое вскоре привело нас к цели.

В районе Москвы наша группа находилась 8-10 октября. За это время я побывал в МГУ, у ректора Бутягина, проректора Потемкина, в штабе Московского округа встретился со старшим инструктором политотдела 8-й стрелковой дивизии старшим политруком Каспаровым, от которого узнал, что основные силы дивизии оказались в окружении западнее Вязьмы. А разрозненные части Московским военным округом направляются в район Мало-Ярославца.

Действительно, такое направление мы и получили. Перебазировавшись сначала в район Подольска, наша группа в составе 200 человек из 975 артиллерийского полка 8-й дивизии, среди которых находились ряд сотрудников МГУ, 13 октября 1941 г. получила в штабе 43 армии направление в 17-ю стрелковую Москворецкую дивизию народного ополчения, занявшего в то время оборону на р. Протва, юго-западнее Москвы. Интересно подчеркнуть, что начальник оперативного отдела 43-й армии, узнав о наших десятидневных мытарствах, прямо заявил: «Первый раз встречаю такую группу, которая приложила столько усилий, чтобы попасть на передовую линию». А вот это как раз и было характерно для ополченцев - с их высоким моральным духом.

Я тогда не понимал, зачем нас перебросили с Можайского направления на Мало-Ярославец. Это стало ясно потом, когда я после войны ознакомился с книгой маршала Жукова и записями телефонных разговоров члена Военного совета Московского округа генерал-лейтенанта Телегина, опубликованными в печати. На этом направлении от Юхнова до Москвы в течение нескольких первых дней октября совсем не было наших войск! Ставкой округу было приказано своими силами обеспечить оборону этого направления в течение 7 дней. По приказу Округа путь врагу в течение пяти дней преграждали курсанты Подольских военных школ. Немногие из них остались в живых. Но их героизм обеспечил время для организации обороны на Протве. Об их подвиге говорило тогда население города Подольска и окружающих селений. Поэтому и нашу группу направили к Мало-Ярославцу.

Таким образом 10-12 октября 1941 г. на рубеже Мало-Ярославец была создана оборона. Из района Вязьмы советские войска с боями пробивались на восток. К 20-м числам наступление противника на линии Волоколамск - Наро-Фоминск - Алексин и под Тулой было приостановлено.

Итак, 14 октября мы прибыли в расположение 17-й дивизии в Ухотском заводе. Она, как уже говорилось, занимала оборону на р. Протва. Но под напором врага дивизии с боями пришлось еще отступить. 22 октября она отошла на Стремиловский рубеж, 18 км западнее г. Чехова, тогда Лопасни. На этом рубеже дивизия в составе 43-й армии закрепилась. Дальше к Москве враг здесь уже не продвинулся. Сейчас на этом рубеже поставлен обелиск в честь обороны Москвы ополченцами. Дальше здесь было только наступление.

Берлинская операция и Победа

Я хочу остановиться на Берлинской операции, в которой участвовал наш 38-й стрелковый корпус. Берлинская операция началась 16 апреля. 38-й стрелковый корпус начал наступление с плацдарма на западном берегу Одера.

Плацдарм представлял собой по существу высокую ж/д насыпь, 800-метровую пойму реки. Глубина его была не больше полутора километров, а ширина по фронту несколько километров. Начиная с первых чисел февраля до начала наступления 16 апреля противник стремился сбросить нас в Одер. Но наши солдаты и офицеры отстояли плацдарм для наступления. Особенно вспоминаются последние недели войны, когда мне приходилось переправляться вдвоем не один раз на резиновой лодке через бурный Одер и пробегать 800-метровую пойму реки под фланговым перекрестным пулеметным огнем, огнем минометов и орудий, чтобы обеспечить переправу по мосту через Одер основных войск 38-го корпуса; когда ранило рядом моего друга майора Киселева; когда приходилось вести кровопролитные бои за г. Франкфурт-на-Одере.

Несмотря на сопротивление противника, по понтонному мосту были переброшены на западный берег основные силы 38-го корпуса и начат штурм города. После взятия Франкфурта-на-Одере наш корпус был передан в подчинение 3-й ударной армии, действовавшей в Берлине, и нужно было совершить быстрый переход. Левее нашего маршрута к Берлину, в лесах юго-восточнее его находилась окруженная крупная группировка гитлеровских войск. Наши войска так стремились к Берлину, что их не нужно было торопить. Наоборот, приходилось напоминать, что рядом недобитые гитлеровцы... 26 апреля утром войска корпуса вступили в северо-западные пригороды Берлина.

Вспоминаются тяжелые уличные бои. Противник применял фауст-патроны для обстрела домов, занятых нашими войсками. Запомнилось взятие трех 8-этажных башен со стенами в 8 м толщины, внутри которых размещались различные коммуникации, а наверху каждой были расположены четыре 120-мм зенитных пушки, имевшие возможность обстрела от зенита до горизонта. Как выяснилось, они предназначались фашистскими главарями для кругового обстрела Берлина в случае восстания рабочих или появления наших войск. Гарнизоны башен были обеспечены годовой нормой продовольствия, боеприпасов, обмундирования. И, главное, имелся автономный источник воды. Во взятии одной из башен участвовал и я. 2 мая Берлинский гарнизон капитулировал. На всех домах города были вывешены белые флаги. На одной башне такого флага не было. Тогда командир корпуса генерал-лейтенант Терешков приказал начальнику разведки корпуса Безмельникову и мне во главе отряда занять эту крепость. Винтовая лестница, расположенная внутри стены, была очень удобна для обороны каждого этажа. Но страхи наши оказались излишними. Мы увидели только двух гитлеровцев, покончивших жизнь самоубийством. В крепости оказался госпиталь, примерно на две тысячи коек, который сразу был принят на учет и довольствие. В этой башне был обнаружен секретный отсек, где хранились, как это удалось выяснить при беглом осмотре, секретные материальные ценности, чертежи, проекты и другие материалы, в том числе и фирмы «Телефункен». Мы объявили все это собственностью Советского государства и поставили часовых для охраны.

Удивительное зрелище в это время представлял город. Тысячи солдатских кухонь выехали на улицы Берлина и кормили целые толпы берлинцев - детей и взрослых. Душа нашего советского солдата пела от переполнения чрезвычайной радостью нашей Победы.

Однако не все еще задачи нашей берлинской операции были выполнены. 3 мая 1945 года 38-й ск получил приказ двигаться в направлении города Цербста, родины Екатерины II, и занять позиции на р. Эльбе, юго-восточнее этого города. Наши войска эту задачу выполнили и встретились с американскими солдатами. В районе города Цербста для меня и закончилась война.

О войне и науке...

В заключение я хотел бы упомянуть о своих работах, выполненных на фронте и способствовавших более успешному ведению боевых действий в обороне. Наша 17-я стрелковая дивизия Москворецкого народного ополчения, в 1316 полку которой я служил тогда, пройдя с боями во время Московского сражения 150 километров, к исходу дня 20 марта 1942 г. заняла плацдарм на западном берегу р. Угра в районе Таворки, Бочарово, Ольгино, севернее г. Юхнова. Оборону плацдарма дивизия вела до 20 августа 1942 года, когда ее сменили другие части. Плацдарм был Сталинградом в миниатюре - переправы просматривались и обстреливались всеми видами огня. Сам плацдарм осыпался снарядами и минами противника. Ходить по поверхности земли было нельзя, и мы изрыли весь плацдарм путями сообщения. В общем обстановка на плацдарме была тяжелая и требовала принятия мер для снижения потерь личного состава и техники.

В этих условиях ум работал ускоренно, и мне удалось найти метод выбора места безопасной переправы через р. Угру и простой метод засечки артиллерийских минометных позиций противника на основе обычной системы наблюдательных пунктов. Место ночной переправы определялось на основе наблюдений - мест рикошета на поверхности воды пуль пулемета при пристрелке противника. Здесь также был расчет на педантизм немцев: после пристрелки сохранять положение пулемета для стрельбы ночью. Это давало возможность по карте оценить наклон полета пуль к поверхности воды и определить место на реке, где пули пролетали выше сидящего в лодке человека. В результате этого простого приема удалось полностью избежать потерь на переправе в течение всего времени нашего пребывания на плацдарме - 6 месяцев. К сожалению, там, где эти соображения не учитывались, были заметные потери на переправах.

Метод засечки артпозиций противника был основан на обратной задаче Потенота: с двух наблюдательных пунктов засекалось время между выстрелом и разрывом снаряда. Место наблюдателя известно. Определялось место разрыва снаряда, которое, конечно, происходит на нашей позиции или территории. На основании местоположения этих трех точек и засечек времени между выстрелом и разрывом на часах с секундной стрелкой определялось место артпозиции.

Я доложил об этом способе начальнику артиллерии 17-й стрелковой дивизии полковнику Мензило. Этот знающий и образованный человек быстро все понял и оказал помощь в организации проверки способа на основе позиции нашей батареи. Оказалось, что ошибка в определении позиции стрелкового орудия не превышала 300 метров, что укладывалось в пределы разброса артобстрела. Очевидно, что метод не требовал никаких затрат. Мою статью об этом Мензило отправил начальнику артиллерии 43-й армии, в которую тогда входила 17-я дивизия. И на этом все застопорилось. Оттуда пришел сатрапский ответ: «На фронте надо воевать, а не заниматься наукой». А мы как раз и были в самом пекле и старались воевать не числом, но и умением.

18 апреля 1995 г.

Изображение (фото): photo.sai.msu.ru

Исторические события:

Участники событий и другие указанные лица:

Алексин Тульской области является моногородом в соответствии с официальным перечнем моногородов, утвержденным Правительством Российской Федерации. Моногород - населенный пункт, экономическая деятельность которого тесно связана с единственным (градообразующем) предприятием или группой жестко интегрированных между собой предприятий. Развитие моногородов России предусматривает меры по диверсификации экономики, развитию социально-экономического положения и улучшению городской среды.